– С оборотней станется вернуться, – пробормотал я.
Хотя капитан Блок должен быть на страже. По слухам, это его работа.
На улице было темнее обычного, и прохожих попадалось непривычно мало. Нас окидывали недружелюбными взглядами, но открытого вызова никто бросить не посмел. Я заметил, что некоторые горожане, особенно беженцы, готовятся к отъезду. Ночь длинных ножей все же прошла недаром.
Город дрожал от напряжения. Половина населения Танфера – не-люди, и в большинстве своем они ведут ночной образ жизни. Но для людей, объединенных идеей, количество противника не имеет значения. Вдобавок не-люди и между собой не ладят. К примеру, эльфы враждуют с гномами уже которое тысячелетие. Так что, если начнется серьезная заварушка…
– Бескровная победа, – мрачно произнес я. – «Клич» добился своего, напугал обывателей.
– Верно. Но жизнь продолжается.
Возможно, Морли знал что-то такое, чем не хотел делиться. Впрямую он, разумеется, ни во что не ввязывался. Сколько я его помню, он всегда поддерживал нейтралитет.
– Если у Маренго остались хоть какие-то мозги, – сказала Белинда, – он спрячется и не будет ничего предпринимать. Он уязвил гордость Аллегруана и Дрижкакгула Гнарриссона, теперь они будут держаться заодно. – Аллегруан и Дрижкакгул – это танферские вожди эльфов и гномов соответственно. – Но союз распадется, если дать им время припомнить старые обиды.
– Ты права, – согласился Морли. – Уже пошли разговоры. Один из братьев Аллегруана поцапался с дядькой Дрижкакгула в ту самую ночь, и все потому, что прабабка Гнарриссона была сестрой Бурли Бурлиссона, который напал на эльфов в каньоне Зенда, когда они возвращались домой после нападения на пещеры гномов в Стальной горе.
– Долгая у них память, однако. – Я и не слыхал об этой стычке в каньоне. У Каренты история многовековая, всего не упомнишь и не зазубришь, тем более когда случившееся не касается тебя и твоего народа. А предательства и вероломства в ней всегда хватало. Среди лесных эльфов, кстати сказать, предательство – высшая форма искусства.
– Ему так и ответили. Если уж на то пошло, Бурли сызмальства был не в ладах с хорошими манерами.
Вот что значит очевидец, хоть и полукровка.
– Морли, меня восхищает твоя способность во всем находить смешное.
– Смешно оно по нынешним меркам, Гаррет. А по меркам той поры, что гномьим, что эльфийским, Бурли повел себя очень некрасиво. Он даже пленных не брал. Убил всех эльфов, поотрезал им головы, насадил на пики и выставил эти пики на опушке леса Тромдредил. А оправдывался тем, что провел несколько лет в Танфере и заразился человеческой кровожадностью и человеческим безумием. Ладно, пора расходиться. Передавай привет тюрьме.
Они с Белиндой растаяли во мраке. А у меня было столько вопросов!
– Не надо! – воскликнул я, заметив, что меня вновь собираются треснуть по макушке – за то, что я попросил встречи с капитаном Блоком. – Это настоящий я. Хоть всего серебром оботрите. Или суньте мне под язык монету. Только по голове не бейте!
Мгновение спустя меня окружила целая толпа. Лица сплошь незнакомые, если не считать Релвея. Наконец подошел Блок, смерил меня взглядом и приказал удостовериться. Крепкие руки крепко держали Гаррета, пока парень с серебряным кинжалом проверял мою способность к изменению облика.
Извиниться никто и не подумал.
– Ты сегодня уже забегал, – сообщил Блок. – Но мы тебя раскололи.
– Да ну? И как же?
– Мы знали, что ты в поместье Норт-Энглиша. За тобой, конечно, грехов много, но склонности к раздвоению вроде не водилось.
– Узнал что-нибудь? – требовательно спросил Релвей.
– Этим утром мы долго беседовали с Маренго один на один. Могу пересказать, о чем шла речь, слово в слово, но вряд ли ты услышишь что-то для себя новое. Их секреты – чушь собачья. – Тем не менее я выложил Релвею все подробности разговора с Маренго, так, на всякий случай. А потом поинтересовался у Блока: – Этот я, который не я… Что ему было нужно?
– Он пытался уговорить дежурного надзирателя, чтобы тот отпустил Садлера с Краском. А надзиратель, олух, уши и развесил… Будь эта парочка в состоянии ходить, их бы след давно простыл. Но надзиратель явился ко мне с просьбой предоставить транспорт. Я припомнил, что тебя в городе нет, и спустился выяснить, в чем, собственно, дело. Оборотень понял, что прокололся, и удрал прежде, чем мы успели его схватить.
– Значит, мои добрые друзья по-прежнему у вас?
– А куда они денутся? Камеры под завязку забиты. Правда, на меня давят с Холма, требуют отпустить всех, кто так или иначе замешан в событиях прошлой ночи.
– А как там Джеррис Дженорд? Удалось вам его расколоть? Я нашел доказательства его связи с оборотнями. – Или с неким посредником между оборотнями и человеколюбцами; эта версия мне самому казалась наиболее правдоподобной. Вряд ли Дженорд намеренно причинил зло Вейдерам. И вряд ли он сознательно помогал оборотням проникнуть в дом. Скорее, он был пешкой, которую передвигали таким образом, что любой ход непременно влек за собой малоприятные последствия для окружающих. Вполне возможно, он в конце концов сообразил, за кого его держат, и именно запоздалым раскаянием и объясняется его состояние в ту ночь, когда с ним повстречались Тай и бедняга Ланс.
– Мы еще его не допрашивали, – сказал Релвей. – Некогда было. Хлопот полон рот.
Однако за мной проследить он не забыл, хорек этакий.
– Могу я с ним поговорить?
– Погоди, позову ребят, и вместе сходим.
– Я не собираюсь вырывать ему ногти. Всего-навсего хочу пару вопросов задать.